Сигнал премьера Дмитрия Медведева о принципиальной готовности власти к решению вопроса о повышении пенсионного возраста в РФ воспринят экспертным сообществом как приглашение к предметным дискуссиям по гораздо более широкому комплексу проблем обустройства активной жизнедеятельности пожилых людей. Реальное положение дел вовсе не благостно. Коэффициент замещения (отношение средних пенсии и зарплаты) медленно, но верно ползет вниз (с 35,9% в 2016 году до 31,5%, по прогнозам, в 2020-ом).
Уверенности в долгосрочной финансовой устойчивости не прибавляется – собираемые страховые взносы покрывают расходы ПФР на выплаты пенсий примерно на две трети, ежегодный трансферт из федерального бюджета в 2018-2020 годах остается около 2% ВВП (немногим меньше 2 трлн рублей). Накопительная система, вновь замороженная до 2020 года , стагнирует и лишь условно выполняет свои макроэкономические функции. К тому же немало «недоделок» осталось от предыдущей реформы (не пересмотрены критерии досрочного выхода на пенсию , не утвержден порядок расчета пенсионного коэффициента/балла и т.п.).
В настоящее время законодательно установленный возраст выхода на пенсию в России – 55 лет для женщин и 60 лет для мужчин. По этому параметру страна заметно отстает от глобальных тенденций. На близких рубежах – Саудовская Аравия – 45 лет (МЖ), Бразилия – 55 лет (МЖ); Индонезия – 56 лет (МЖ); Индия – 58 лет (МЖ); Турция – 58 лет (Ж), 60 (М); Люксембург – 60 (МЖ); Китай – 60 (МЖ); Южная Африка – 60 (МЖ). В других странах пенсионный возраст заметно выше. В 26-ти из 32 стран ОЭСР, где в последние годы прошли соответствующие реформы, средний пенсионный возраст для женщин 63 года, для мужчин – 64. Во многих государствах показатели выше: в Швейцарии – 64 (Ж), 65 (М); по 65 (МЖ) – на Кипре, в Швеции, Испании, Новой Зеландии, Мексике, Японии, Германии, Финляндии, Дании, Болгарии, Австралии; в Нидерландах – 65,5 (МЖ; в Португалии – 66,2 (МЖ); по 66 (МЖ) в США и Ирландии; 67 (МЖ) в Норвегии.
Переформатирование пенсионного обеспечения, без сомнения, один из главных элементов российской структурной повестки. Причем необходимость этого диктуется демографическими трендами общемирового характера. Население Земли стареет. К 2050 году его численность в возрасте 65+, по оценкам ООН, ВЭФ и других международных организаций, достигнет 1,6-2,1 млрд человек. Это означает, что на одного пенсионера в мире в целом будет приходиться четверо занятых. Текущая пропорция, напомню, составляет 1:8.
Между тем, занятость пожилых тоже растет. По данным ОЭСР , в 2000-2016 годах в странах-членах этой организации в возрастной категории 55-64 лет она увеличилась в среднем на 14 п.п. с 44% до 58,4%. Причем прослеживается прямая зависимость продолжения активной трудовой жизни от уровня образования. Так, в 2016-ом в указанной группе рабочие места имели 44% лиц с низким уровнем (школа), 59% – со средним и 72% с высшим.
Важно иметь в виду, что демографические факторы властно формируют новую реальность в большинстве экономик мира. За последние несколько лет появилось немало исследовательских работ (одна из последних от экспертов МВФ – Aging, Secular Stagnation and the Business Cycle, March 2018), предупреждающих, что старение населения, сокращая предложение наиболее производительной рабочей силы, ведет к замедлению инвестиций и темпов ВВП, росту потребности в сбережениях и пенсионном капитале, снижению реальной процентной ставки (в США ее равновесный уровень с начала века потерял 1 п.п.) и инфляционных ожиданий. При этом растущий спрос людей в возрасте 55+ на услуги здравоохранения, непрерывного образования и социального обеспечения подталкивает к расширению бюджетные дефициты и госдолг.
Итоговая комбинация этих трендов пока не выглядит однозначно сложившейся. Немало экспертов говорят о преждевременности окончательных выводов. Продолжение активной трудовой жизни в возрастах 60+, к примеру, может привести к значимому уменьшению наблюдаемого ныне в глобальном хозяйстве избытка сбережений (одно из условий ралли на финансовых рынках) и их большей сбалансированности с мировыми инвестициями. Для этого, однако, потребуется горизонт как минимум в 7-10 лет, совпадающих с развертыванием «новой индустриальной революции».
Пока же остается принимать обнаруживающиеся тренды как данность, к тому же осложняющуюся новыми обстоятельствами. Одно из них – демография как триггер нарастания «военно-торговых» настроений. По оценкам ООН, в настоящее время текущий средний возраст в мире – 30 лет, в Восточной Азии – 38 лет. В Ближайшие 25 лет этот регион будет стареть существенно быстрее остального мира. Очевидная проекция тренда на внутренние рынки – стагнация потребительского спроса. Отсюда и следствие – критическая важность для таких экономик внешних рынков. При этом экспансия, естественно, приводит к торговым дефицитам у партнеров, что в конечном счете, что показывают решения Дональда Трампа, умножает риск «военно-торговых» сценариев.
Еще один повод для размышлений – потенциальная емкость пенсионных систем в мире в среднем ориентирована на обеспечение достойной жизни после ухода с рынка труда в течение 10-15 лет. Продолжительность жизни, тем не менее, не перестает увеличиваться. На этом фоне вовсе не фантастическими выглядят (пока еще гипотетические) расчеты, согласно которым при средней продолжительности жизни 90+ дефицит средств в пенсионных системах развитых экономик может составить $70 трлн.
Реального опыта эффективных решений проблем, порождаемых старением населения, нет ни у одной страны. Налицо при этом новая реальность, ставшая по сути вызовом для всех. Россия с ответом запаздывает, хотя в полной мере находится под давлением общемировых трендов.
По данным Росстата, в 2015 году доля россиян в пенсионном возрасте составляла в РФ 25%, а к 2030 году достигнет 28%. К тому же сроку, по прогнозу Минэкономразвития, число пенсионеров и плательщиков взносов сравняется. То есть, на одного работающего будет приходиться один пенсионер, а к 2050 году еще больше.
Восемь лет назад на 100 россиян, вышедших на пенсию, приходилось 128 работающих. Всего пенсионеров насчитывалось 39 млн человек, сейчас – 44 млн.
Первые признаки дефицита кадров появились на российском рынке труда уже в 2017-ом, когда численность трудоспособного населения сократилась на 500 тыс человек до 76,3 млн (сказывается исход с рынка труда многочисленного поколения 1950-х). И этот тренд будет только усиливаться. Расчеты экспертов НИУ ВШЭ в силу различия в методиках несколько отличаются от официальных (численность работоспособных оценивается в 74,4 млн человек), но подтверждают нисходящую динамику показателя – к 2035 году показатель потеряет 9,7%, снизившись до 67,2 млн. Положение усугубляется еще и тем, что на 10 млн человек сократится самый производительный и креативный контингент рабочей силы в возрасте 25-40 лет.
На этом фоне предложение о повышении пенсионного возраста выглядит давно назревшим. Если этого не делать, то необходимо увеличивать федеральный трансферт ПФР, причем весьма значительно – с 2,3% ВВП в 2016 году до 3,6% в 2050-ом (оценка РАНХиГС). Но и в этом случае коэффициент замещения будет снижаться – согласно расчетам НИФИ Минфина, с 35% в 2016 году до 31% в 2030-ом и 26,7% в 2050-ом.
Напомню, по стандартам Международной организации труда, размер пенсии должен составлять не менее 40% от зарплаты. Этот же показатель заложен в Стратегию развития пенсионной системы России до 2030 года. Но даже для сохранения коэффициента замещения на текущем уровне может потребоваться, по экспертным оценкам, повышение страховых взносов на 5 п.п.
Понятно, что само по себе повышение пенсионного возраста не может являться самодостаточной реформой. Это – лишь «вершина айсберга». Требуется не только создание условий для роста производительности труда, но и обеспечение гарантий занятости для пожилых, что невозможно без отладки системы непрерывного образования и повышения эффективности и доступности здравоохранения.
Между тем, в настоящее время Россия имеет один из самых низких показателей участия взрослых в процессах повышения квалификации/переквалификации – 17,0% против 40% в среднем по Евросоюзу. Согласно экспертным расчетам, приведенным в совместном докладе НИУ ВШЭ и Центра стратегических разработок в начале апреля-2018 , для запуска системы непрерывного образования в 2019-2024 годах потребуется 601,4 млрд рублей (из 4,58 трлн, запрошенных в целом на реформу). На эти средства планируется в частности открыть 200 центров образования для взрослых на базе колледжей и ВУЗов, а также создать единую электронную платформу – навигатор образовательных программ.
Однако расчеты показывают, что и этих средств может оказаться недостаточно. Так, по оценке профессора НИУ ВШЭ Лилии Овчаровой, запрашиваемых ЦСР в рамках бюджетного маневра 4,4% ВВП на образование не хватит для создания перманентной составляющей для взрослых (включая переподготовку лиц предпенсионных возрастов) – необходимо, как минимум, 4,9% ВВП.
Непростые решения предстоит принимать и в сфере охраны здоровья россиян. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в РФ показатель ожидаемой продолжительности здоровой жизни (Healthy Life Expectancy), то есть, числа лет, которые человек живет без хронических заболеваний, составляет 64,3 года. Это 104-е место в мире (на первом – Япония – 74,9 года).
Рассчитываемый ЕЭК ООН индекс активного долголетия (Active Ageing Index) базируется на четырех факторах: занятость на рынке труда; участие в жизни общества; безопасная, независимая и здоровая жизнь и создание благоприятных условий для активного долголетия. По этому показателю РФ находится на 22 месте среди европейских стран – 31,8 балла (на первом – Швеция – 44,9 балла).
В ЦСР надеются на то, что к 2035 году средняя продолжительность здоровой жизни вырастет в России до 81 года. Но для этого должны сложиться новая медицина и система здравоохранения, основанные на выявлении предрасположенности к заболеваниям, их превентивном предотвращении, персональном подходе к каждому пациенту и его мотивированном участии в профилактике заболеваний.
Обращаясь к Федеральному собранию 1 марта, президент страны Владимир Путин заявил, что расходы на здравоохранение к 2024 году нужно будет увеличить до 4-5% ВВП (с нынешних 3,2%). Оценки ЦСР схожи. Однако эксперты Центра предлагают введение соплатежей работников в систему Обязательного медицинского страхования (сейчас взносы делают работодатели и субъекты РФ), то есть, платное расширение страховой программы в ОМС за более высокий страховой взнос. В этом случае дополнительная нагрузка ляжет, прежде всего, на остающиеся на рынке труда пожилые возрасты.
В целом, согласно расчетам НИУ ВШЭ, на увеличение расходов на здравоохранение, образование и снижение уровня бедности к 2024 году потребуется 1,56 трлн рублей бюджетных средств (1,7% ВВП). Однако, по оценке Института стратегического анализа ФБК Grant Thornton, для выполнения всех поручений президента, данных в послании Федеральному собранию, эту цифру необходимо увеличить в 2-3 раза. Так что, судя по всему, поиск источников финансирования задуманного будет продолжаться.
В экспертном сообществе уже давно сложилась общая позиция: распределительная (страховая) составляющая пенсионной системы не способна справиться с ситуацией стареющего населения. Поэтому воссоздание накопительной компоненты по сути безальтернативно. Коэффициент замещения при этом может быть доведен до 40% и выше при сокращении госбюджетных пенсионных обязательств (того же федерального трансферта ПФР).
Замечу, что в нынешнем «замороженном» состоянии (прирост накоплений происходит лишь за счет доходности от их размещений) ресурс длинных пенсионных денег составляет около 5 трлн рублей (чуть более 5% ВВП) , в том числе 1 трлн рублей в собственности граждан (5,7 млн человек вложили их в рамках негосударственного пенсионного обеспечения). Половина инвестирована в долговые (корпоративные и государственные) бумаги. В инфраструктурные же проекты (26 выпусков облигаций за 13 лет) – лишь 89 млрд рублей . Поправить дело, и это также предмет для дискуссии, могли бы две принципиальные «институциональные инновации».
Во-первых, законодательное оформление и запуск модели индивидуального пенсионного капитала (мотивации участия в ней работников и работодателей требуют уточнений: например, возможности досрочного снятия средств в случае критических жизненных ситуаций). По мнению экспертов, остро необходимы завершение работы над стандартом инфраструктурных облигаций с госгарантиями и предоставление НПФ права выступать не только портфельными, но и прямыми инвесторами проектов.
Во-вторых, ключ на старт механизму инфраструктурной ипотеки, завязшему в спорах о деталях между Минфином и МЭР с риском превращения, к разочарованию потенциальных инвесторов, в очередной «институциональный долгострой».
Вопрос повышения пенсионного возраста, видимо, в ближайшее время станет предметом полноценного публичного обсуждения, которое, вероятно, выльется в дискуссию о путях перезагрузки пенсионной системы в целом. Ограничиться только этим в отрыве от модернизации всей сферы обязательного социального страхования, отстраивания непрерывного образования взрослых и придания гибкости рынку труда, однако, не удастся.
Кроме того, продление активной экономической жизни граждан требует переоценки размерности инвестиций в человеческий капитал, необходимой нормы накопления и т.п. Такова логика следования по маршруту структурной повестки, где принципиально важна сбалансированная последовательность действий. В то же время, «дела пенсионные» самоценны, поскольку являются маркером разворота экономической политики к структурным реформам и мерой его успешности.
Автор: (admin) Администратор Полный текст статьи: http://operline.ru/content/vlast-i-obshchestvo/chto-nam-ozhidat-ot-budushchey-pensionnoy-reformy.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий